Анатолий Болгов
Наша война. Подборка
Видеоряд - Егор Летов и группа Гражданская Оборона - Дембельская
Звукоряд - "Деда, расскажи мне о войне" - читает Алевтина Салтымаковаhttps://www.chitalnya.ru/users/saltimakova/
Светлой памяти моего деда, Егора Кузмича Болгова, Солдата-Победителя. В год Победы ему исполнилось 45 лет.
Светлой памяти моего деда Егора Трифоновича Филина, Солдата-Победителя. В год Победы ему исполнилось 40 лет.
Светлой памяти моего отца, Александра Егоровича Болгова. В год Победы ему исполнилось 17 лет.
I. Деда, расскажи мне о войне
1
Деда, расскажи мне о войне,
Где громили ганса или фрица.
После, внУчек. Рассвело в окне,
Мне пора умыться и побриться.
Редко получалось в те года
Сладкий запах свежести почуять:
Пот и слёзы, кровь и холода –
Шли бои, по слякоти кочуя.
Спать хотелось, но не вечным сном,
Не вповалку из живых и мёртвых.
Мир сошёл с накатанных основ,
Жилы стал наматывать на вёрсты.
Дай то Бог тебе о том не знать,
Где меж танков мясом и кровищем
Полнилась родной страны казна …
Лучше расскажу о токовище.
О моих орловских соловьях.
Хочешь, научу тем звонким трелям?
Боже мой, погибли сыновья …
Той бедой мой каждый день расстрелян.
Знаешь, внучек, завтра на парад
Вместо них тебя возьму с собою.
Будем громко утренним ура
Воскрешать убитых в смертном бое.
2
Каждым утром выходного дня
Я бежал из дедовской постели
К той шкатулке цветом из огня,
Где медали с орденами рдели.
Их ни разу деда не носил,
Он стыдился звонами из бронзы.
Было время с кровью на мази
И запрет на праздники от бонзы.
Мало ли что было и прошло,
Мало ли безногих колесило… *
На дощатке, где подшипник – зло,
С именами: я - Иван, Василий.
Деда даже ливенку не брал,
Только ноги, забирая в руки.
Только стон и рвотное ура,
Чтоб тупилась боль об эти муки.
Помню, деда на колени встал,
Чтоб сравняться с воинским калекой.
Помню, он пиджак свой разверстал
И отдал зарплату человеку.
* - мне, пацанёночку, довелось увидеть в Донбассе воинских калек, абсолютно безногих, на деревянных досках с подшипниками. Помню, что мы, пацанята, делали самокаты на таких подшипниках и гасали по вновь уложенным асфальтам. Потом инвалиды в одночасье все исчезли. Много позже я узнал о целенаправленном действе, когда всех воинских калек поместили подальше от глаз живущих двуногих в обычные резервации. Одно из этих поселений - остров Валаам, где я об этом и узнал впервые, будучи ленинградским студентом в путешествии по комсомольской бесплатной путёвке на туристическом теплоходе.
II. Золотой аккордеон
1
Есть городок, где солнечные ливни
Пытают страстью яблочный налив –
Задиристый и разудалый Ливны,
Гармонями и счастьем шаловлив. *
На стыке двух времён, в их колыбели,
Целованный орловским соловьём
Родился дед: в предутренней купели
Он закричал над будущим жнивьём.
Ровесником неласкового века
Растил с женой Матрёной сыновей,
Но сорок первый, этот год-калека,
Забрил трёх старших в грозный суховей.
За ними дед мой с ливенской гармошкой,
Страданьями оплакивая дом,
Перед порогом постояв немножко,
Ушёл на фронт, в его кровавый гром.
В нём звёзды гарью с пеплом обрастали,
А смерть ложилась жизни поперёк…
Дед матерился: «Х…рен вам! Я из стали!» -
И Божий дух его от пуль берёг.
Войну прошёл без ран и без контузий,
Царапины лишь от большой беды:
Домой вернулся с ворохом иллюзий,
Рождённым вновь, но только что седым.
Трофейный инструмент привёз из Вены,
«Вельтмайстер» - золотой аккордеон,
В напевах зазвучала перемена,
Настоянный на стонах новый звон.
Узнав, что никогда не будут вместе,
Трёх старшеньких угробила война,
Дед раскромсал немецкий лад из мести
И вышвырнул всех бахов из окна.
До смерти он не звякал орденами,
А по зароку не плясал, не пел:
Стыдился и корил себя сынами,
Что вместо них в той бойне уцелел.
Я помню три рубля на каждый праздник,
Охрипшим баритоном мысли вслух,
Но главные из тех подарков разных –
Фамилия и абсолютный слух.
http://livny.info/publ/livny_russkaja_gernika/8-1
2
Смотрю задумчиво в былые дали,
Пуская клубы дыма, повторю
Твои слова в расплаве гордой стали –
К чему мартены я в душе творю?
Чтоб весь металл кладбищенской ограды
Подонок-мразь заныкал за рубли,
Тупой вандал военные награды
В коллекцию за баксы соскоблил?
Не дожил ты до времени, где крада
Сожгла не тело, выгрызла мораль,
Убила гордость, где гуляла правда
И кровью бед оплакала «ура!».
Хвала судьбе, что не познал ты горечь
От боли скопом преданной страны:
Я сам тогда глумился в глупом оре
За сладкий мёд в обёртке и штаны.
Не слышал ты крикливых либералов,
Работал, жил и чёрный хлеб жевал.
Да мало ли война любви украла,
Чтоб век сынов отцами доживать.
Страдал, скорбел и медленно спивался –
На каждый день два восемьдесят семь. *
Не слышал мир твои три такта вальса,
Гармонь нырнула в паутины сеть.
Ты никому не дал её коснуться,
Молчанье горя выстрадала жизнь.
Просил - когда усну, чтоб не проснуться,
В могилу рядом песни положить.
В тот год погиб улыбчивый Гагарин,
Чуть раньше умер тайный Королёв,
Меж ними ты, обласканный богами,
С гармонью на погосте тихо лёг.
* - в 60-е годы прошлого столетия поллитровка водки стоила 2руб. 87коп. Дед, как только уволился с металлургического комбината, будучи уже пять лет в пенсионном возрасте, похоронил своего однополчанина, с которым прошёл всю войну и с которым жил в одном подъезде. Он круто запил.
Боевые друзья, начиная с 1941 по 1965, пока один из них не умер, были всегда рядом и поддерживали семьи друг друга, даже их могилы на старом кладбище луганского Алчевска находятся рядышком.
III. Сорок сороков
Здравствуй, незабвенный деда!
Знаю, что твоя Победа
То прыжок из ада к бедам,
Злая власть с цепями следом.
Попрощаться не успел ты
С табунами летом спелым,
Не успел скосить пшеницу…
Мне то время горем снится.
Деда, деда, где ты был…
В поле хлебушко растил.
По бумажному доносу,
С кровью, брызнувшей из носа,
Был назначен вне народа
То ли богом, то ль уродом.
А жена твоя, Федоска,
В камере изгрызла доски
На руках с грудным ребёнком,
Умершим в сырых пелёнках.
Деда, деда, где ты был…
К Сахалину дырку рыл.
Утирался драным флагом
Измождения в Гулаге.
Чудом выжил в том аврале.
А в стране безбожно врали.
Боль и стон освобожденья,
Сорок дней сплошного бденья,
Встречи горестной волна –
Деда в дом - за ним война.
Деда, деда, где ты был…
Миус-фронт собой закрыл.
Ты над хлебом только гнулся,
А в штрафном бою - споткнулся,
Ржавой миной захлебнулся,
Пил взахлёб и поперхнулся.
Сорок суток госпитальных,
Красных простыней фатальных.
Чудом выжил, улыбнулся
И к водице потянулся.
Деда, деда, где ты был…
Воду с люминалом пил.
Став калекой, ты не спился.
Закрутил работы спицы
С раннего утра до ночи
Через боли, что есть мочи.
Затерялся в были вёрткой
Документов нужный свёрток. *
Сорок лет со дня Победы
Просто жил, забыв обиды.
Деда, деда, где ты был…
Хлеб с одной ногой косил.
Только в восемьдесят пятом
Перед сельской школой в пятнах,
Перед строем и парадом
Военком вручил награды.
Через слог, напрягши зренье,
Ты прочёл: "…достоверенье
Ветерана ВОВ" - и сник,
Брызнул слёз живой родник.
Деда, деда, где ты был…
Воду из криницы пил.
Знаю, что твоя Победа
То прыжок из ада в бездну.
Там кишели только беды…
До свиданья, милый деда.
* - Дед ушёл на фронт 25 июня 1941. Получив тяжёлое ранение и контузию, был комиссован из госпиталя как инвалид. Когда он дошкандыбал до родной станицы, через короткое время был вынужден прятаться в лесу - пришли немцы. Бабушка, от испуга за жизнь мужа так "заховала" дедовскую военную форму с документами, что потом это не смогли вовек отыскать. Мне представляется, что она всё сожгла, боясь доноса того человека, который, как ни странно, оставался в станице и из-за которого дед попал в дальневосточный Гулаг, а она, с грудным ребёнком на руках, в армавирскую тюрьму, моя четырёхлетняя мама - в детдом . Через месяц с небольшим (может сорок дней?) немцы были выбиты из станицы. Дед , отстроив новый дом, жил и растил четырёх детей вместе с моей бабунечкой. Это было главное для него. То, что он не числился не только в инвалидах, но и в ветеранах войны - было далеко второстепенным, даже ненужным. Когда дед был уже глубоким стариком, в 1985г., пришло ему письмо с поздравлением 40-летия Победы и приглашением в районный центр, станицу Отрадную, на празднование этой даты, где ему вручили награды и удостоверение ветерана, заодно прибавку к пенсии. Старый человек не смог сдержать слёзы. И не правительство вдруг вспомнило о герое – это его уже зрелый сын и мой дядя Иван Егорович Филин написал письмо в министерство обороны, но дед об этом не знал.
Что самое главное и что мне удалось впитать в жизни от дедушки: несмотря на пережитые тяготы он никогда не ругал и не хаял свою Родину, дед просто трудился, не сетуя на усталость, и получал от этого радость, он просто каждый божий день кропотливо делал жизнь лучше.
IV. Прости, отец
Стояла в жилах оторопь вины,
Застыли пчёлы в ужасе гудений:
По нашим нивам, а не по иным,
Брела война не в облике видений.
Глотала бездна слёзы у старух,
А в юный ум бросала семя мщений,
Прошла беда разрухой по двору
Без снисхождений, как и без прощений.
Тебе двенадцать в сорок первый год
Ещё от чёрта дюжиной не стали,
Как ты познал от горя мёртвый код
И запах гари от вороньей стаи.
Два года зла под властью немчуры,
Три лета глада в зное выживаний
Прошли под знаком адовой игры,
Купая души в горестной нирване.
Росла война. Победная цена
Алела кровью над полями жизни.
Росла седая прядь у пацана,
Как белый пепел в юности Отчизны.
Прости, отец, что смог я прорасти
В развал страны с границей в общем поле,
Что свой талант расплавил в нудный стих
И вылил этот шлак обузой боли.
Прости меня за огненный Донбасс,
За то, что по наивности воспеты
Не те, кто жизнь своею смертью спас,
А те, кто холил хворь в своих куплетах.
Прости за то, что смог я допустить
Разрыв на части знамени Победы.
Прости, батяня. Дедушка, прости
За это зло и будущие беды.
V. Я видел сон
Увидел сон. Я птицей, далеко,
За тридевять земель в отцовском доме
Глотаю жадно птичье молоко,
Над ним туманы стелются в истоме.
Здесь не бывало страха никогда
И горечи до судорог от были,
Садись, батяня, рядом, навсегда,
На пять минут, они в донбасской пыли.
Присядь, отец, и вспомни обо мне,
Которому любой сигнал тревожен.
Я так устал от пота на войне,
А дух веселий ранами стреножен.
Гляди, идут по берегу Донца
Кровавые до одури закаты.
Я помню, ты учил меня, юнца,
Латать тревоги умственной заплатой.
Смотри, висит несметная тоска
Над нашим садом и дождями колет.
Скажи, как мне кораблики пускать,
Когда бумага с дырками от боли?
Идёт по венам дымный пароход
И бьёт винтом живущее в болоте.
Твой бакен смерти вымахал за год
И стал шестом в душе моей и плоти.
Не дрейфь, моряк, - сказал - и покури
Немую трубку из поющих плавней,
Шумел камыш… - а дальше попурри
Про ром и сыр, что к празднику расплавлен.
И я хлебнул той бездны из беды,
А счастье превратил в одну из точек.
Нюхнул закуску, а точней, следы
Протухлой жизни из дырявых бочек.
Давай крахмалить нечисть в чистоту
Картошкой фри и гладить матюгами.
Смотри, на небе выросло тату,
Несутся птицы с красными ногами.
Летят, и крылья бьются о стекло,
Роняют перья на росу рассвета.
Ты, вдруг, исчез, как нитка за иглой.
Открылась дверь, я выпорхнул …