На пляже станицы Голубицкой или солнечный мальчик


Deep Purple - Child in Time






1. Так велено, друг. На пляже станицы Голубицкой

У моря в песочную кромку
Прибой непрерывно толкает
То шорох, то шелест негромкий
И с ветром песчинки ласкает.

Иду в очарованный шёпот
И мерно стихами считаю
То крики, то стоны, то ропот
От чаек, собравшихся в стаю.

Ракушки хрустят под ногами
И колют историей стопы,
О том, что русалка нагая
В щекотке печали утопит.

Лученье ложится на кожу
Фольгой из латуни и бронзы.
Вдали белый парусник ожил,
Расцвёл, будто белые розы.

К нему облака потянулись,
Прильнули игриво и пенно,
В пучине лукаво тонули
Под выкрики чаек - измена!

В ответ на истошные зовы
Волна улыбалась им гривой,
И вторило вслед Приазовье –
Живите и пойте счастливо!

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Как велено, друг, так и надо
Латать мне воздушные фразы
И ветром гудеть серенады,
Да ток в них от грязи заразный.

Сумею ли слов спирохеты,
Горячих, что огненный литий,
Изъять из духовного гетто,
Где каждая мысль сифилитик.

Ты знаешь, я горд и заносчив,
Не мне у земных околотков,
Потупив плачевные очи,
Кнутами испытывать глотку.

Стараюсь, о, как я стараюсь
Плескать не хандру и болезни,
А торить тропинку до рая
По кромке из пыточных лезвий.

Не изверг, не Ирод, не Каин
Владеют моею гортанью,
Мне в душу космический камень
Закинут божественной дланью.

Не я ваш палач и могильщик,
Но в поиске слова запальчив.
Я трещин душевных лудильщик,
А проще, ваш солнечный мальчик.

1985. 2015



2. Дождь и радуга

Мне дождь отрада, легче дышишь,
Острее зренье и покой.
Вода снимает листья с крыши
И звуки струйною рукой.

Бросает негу мне прохладой,
Уходит в память ручейком,
В то детство, где искал я клады,
Сбегая из дому тайком.

Сливает буквы на страницы
И капли неба со слезой,
Где пароходики на плицах
Бегут по лужам за грозой.

Бежал и я по мокрой тропке,
Вдоль счастья к будущей любви,
И пил настой её не робкий,
Да захлебнулся от обид.

Я помню запах мокрой пыли
У яркой радуги в лучах.
Там все слова мои застыли,
Чтоб с новой силой зазвучать.

2012



3. Когда в часы покорной грусти. Закодированный счёт от семи

. . . . . . . . . . . . . . . . Когда в часы покорной грусти
. . . . . . . . . . . . . . . . Притихну, к таинству причастен,
. . . . . . . . . . . . . . . . Я вспоминаю сад и осень,
. . . . . . . . . . . . . . . . Их облучённый на печали
. . . . . . . . . . . . . . . . Чуть прелый аромат листвы.
. . . . . . . . . . . . . . . . 1976.

Когда в часы покорной грусти
Прольётся звон семи оков
Душа уйдёт бродить по устью
Летящих в небыль облаков.

Горьки мне лунные орехи
Над крышей из восьми углов,
Где звёзд космические реки
Бурлят по гальке диких слов.

Ах, те квадратики пространства,
Где триедин то крест, то нуль,
Девятый вал непостоянства,
Где мальчик-солнце утонул.

А был ли он? Всё только снится
В разладе - быть или не быть.
Все десять заповедей в блицах
Разбились о банальный быт.

А стоит ли на это злиться?
Я ставлю всё своё на кон.
Стучится ветер синей птицей
С лиловой песней ни о ком.

Над садом яблонь одичалых,
Давно забытых груш и слив
Уходят мысли на причалы,
Ведущие в края олив.

Ах, те зелёные овалы,
От зноя красные шары
Росли для счастья небывало,
Но оказалось – для игры.

Все чудеса до нашей эры
Ушли в небесные сады,
Оставив мне восьмое – веру
На ярком брызганье воды.

Там девять яблок молодильных
У амбразуры для стихов
Поют рингтонами мобильных
Об откровениях грехов.

Ах, молодецкая отвага
По-детски зреющих плодов.
Напишет кровью на бумаге
О плаче и страданье вдов.

Оставлю десять слов для юных,
Рисуя крестик на часах,
И птичий след на старых дюнах,
И Южный Крест на небесах.

2011



4. Не ругай меня, читатель, не кори

Проникай в меня, очами облучи,
Отлучи от горя мой весёлый нрав.
Станем клоунами этносы лечить
Той банальностью, что наша жизнь - игра.

Нам не знать ли про юлу и карусель,
И про русскую рулетку на крови.
Мало, много ли ты выплакал друзей.
Не смешно тебе? Тогда сильней реви.

Только плач не примет сочная Москва,
Ей слезам не верить издавна дано,
Подыщи для дела нужные слова
И включай до боли буквенный станок.

Поработай рыжей белкой в колесе,
Поводи с элитой грязный хоровод.
Станешь громким барабаном во красе,
В кои веки, в кои дни под Новый год.

Я хочу, приятель, главное сказать
Про поэтов, режиссёров от ночи:
В них и небо, и вселенские глаза,
Но на каждый стих ложится Божий чих.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Не ругай меня, читатель, не кори,
Дольче вита отвернулась от любви.
Мне досталась ровно звёздочка зари,
Если хочешь, то ногтём её сорви.

Можно густо жить, не лакомясь стихом,
Из политики черпать адреналин,
А нагрянет, ненароком, страсти ком –
Выпей водки и дави его в нули.

И не думай срочно лестью возражать,
Говорить про бездну счастья без тоски.
Я познал, как тяжело себя рожать
И сжимать до дикой одури виски.

Не по силам ожерелье жирных звёзд.
Так устал устами пестовать беду.
Ты как хочешь называй, хоть миль и вёрст,
Всё равно тот путь не ангелом пройду.

Не тужи, мой милый друг, и улыбнись,
Время действий разлетится на куски.
В тех осколках отразятся наши дни
И мгновеньями осыплются в пески.

Заиграет на крупинках новых дюн
Древний ветер обновлений, а затем,
Словно Бог, который сердцем вечно юн,
Слепит мальчика для солнечных затей.

2013



5. Мечта и ветер блужданий

Ветер блужданий, судьбой озабоченный,
Пыль на дороге закручивал венчиком,
А на развалинах дня за обочиной
Вечность пружинила крылья кузнечикам.

Время звенело стальными монистами,
Месяц и звёзды звучали цикадами
И заливали молитвой неистовой
Ночь, что сгущала мечту над закатами.

Ягоды с неба одежду кровавили
Пели об устье тобою не пройденном,
Пели о грусти, надежде и славили
Веру в любовь, что с корыстью распродана.

Если бы мне обратиться тем облаком,
Тихо оплакать печали безумные,
А на рассвете прийти в новом облике
И прикоснуться к вам ветреным зуммером.

Будет росой и цветами умаслено
То, что казалось в пустотах запальчивым
И колыхалось на шторах напраслиной -
Я приласкаю вас солнечным мальчиком.

2014



6. Солнечный мальчик

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . «…Эх, на то он - Эхнатон!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Ты же, смертный, промолчи,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Если в сердце, точно стон,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Прячешь дерзкие лучи…»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Виктория Измайлова.
https://www.chitalnya.ru/work/1659087/


Морось и темень объяли перила,
Ночь поглотила просторы и путь,
Туча небесную дверь затворила,
Чтоб я не смел горизонты вдохнуть.

Лестница в небо с площадкой обзора,
Бог на ступенях осмотрит следы.
В прошлом останутся спорные ссоры,
В них засыхали цветы и сады.

Звёзды мои в кружевах ожерелий,
Алые гавани, где же вы, где?
Сердце и думы во мне ожирели,
Жабой и слизнями спят на беде.

Там и горошина правды сокрыта,
Молча лежит под пластами перин.
Принципы принца погибли в корыте,
Умер в андроиде Экзюпери.

Ход непреложен – из цирка в аптеку,
Дальше по улице вдоль фонарей,
Мимо созвездий глупцом и калекой,
К ящику с плазмой в уютной норе.

Там и собака сомнений зарыта,
Воет на век под могильной плитой.
Вторит ей плачем разбитая рында
От корабля, что ушёл за мечтой.

Свитки молитв на пределе предательств,
На переделе мгновений в слова,
Липнут к убийству в назначенной дате,
Где будет снята моя голова.

Снята не свята, до одури грешна,
Смята и смешана с толщами глин.
Слепится идол, до боли потешный,
Светом слепящий, чтоб слёзы текли.

Будет, не будет посланник известий,
Быть ли, не быть – не извечный вопрос.
Жаждется, чтобы на бедствии бестий
Солнечный мальчик до старости рос.

Хочется, чтобы он влился в мужчину,
В сказку вошёл, как святой богатырь,
Чтобы не стала кручина причиной
Жизнь превращать в замогильный пустырь.

2016